Сайт о селе Молдино и Молдинском музее

Меню сайта

http://www.hrono.ru/proekty/rg/rgd112006_3.html 

"РГ Детская" № 11/2006

Виктор Липатов

Нераскаявшийся грешник:

ГРИГОРИЙ СОРОКА

Автопортрет. 1840-1850 гг.

Григорий Васильевич Сорока (1823—1864) — самобытный русский крепостной художник. В1842—1847гг. учился у А.Г.Венецианова. Пейзажист и портретист. Жил в Тверской губернии. Судьба художника складывалась драматично. Будучи крепостным, пытался получить вольную, но все попытки ни к чему не привели.

Вид на озеро Молдино в усадьбе Островки.

Художник прикоснулся взглядом к пейзажу и унёс его с собой, как видение. В картине чувствуешь нежность прикосновения. Она называется «Рыбаки», а хочется именовать её сложно, как иное музыкальное произведение, например: «Этюд двух рыбаков с зеркальной гладью воды, скользящим челном, обелисками, загорающимися на противоположном берегу, как две свечи, с усадьбой и деревенькой».

Рыбаки.

Линия берега ритмична, краски пригашены вечерним светом, а контуры резки. Мягкая, неназойливая, естественная мелодия. В чарующей поэтической зелёной стране хотелось бы жить. Но откуда столь пронзительное чувство печали?.. Откуда в реалистическом пейзаже ощущение ирреальности, иллюзорности?..

Неволя и страсть к свободе перехлестнулись вокруг Григория Сороки таким мучительным жгутом, разорвать который у него недоставало сил. Сорока — раб, крепостной, частица владений помещика Милюкова. И Сорока — вольный, гордый человек. Нежный человек, с израненной душой, с растоптанными надеждами.
Быть бы ему, как заведено, казачком в доме барина, затем оброк, солдатчина. Но приметил барин старание: что увидит, обязательно зарисует — и решил воспитать «придворного» живописца...

Ну что ж, он добился своего — художник оставил нам его портрет. Как будто спокоен старик, а как всё же недобр, как скучен. Брови — что крылья орла-стервятника, рот тонкогубый, зло сжатый, нос клювом. Глаза цепки и холодны. Не пожалеет и заклюёт. Руку помощи не протянет, а плетью по спине вытянет. Да ещё таится в глазах задумчивая недобрость: не так ещё он властвует, как хотел...
С того момента, как заметил помещик талант в своём казачке, началась меж ними нескончаемая война... Но было в жизни Сороки и светлое: знакомство с Алексеем Гавриловичем Венециановым и учёба у него.

Кабинет в Островках.

Сорока написал портрет своего учителя и духовного отца. Написал скромно по колориту — тот скромен был. Написал добрым, но точно знающим предел своей доброты — никому не внушал он губительных иллюзий. Написал упрямым — трудная жизнь научила постоянной борьбе...

Учение у Венецианова окрылило Сороку. Но воспарение кончилось стычкой с помещиком, и Сороку наказали. Встревоженный Венецианов осторожно заступается: «Я грешников кающихся люблю и на них надеюсь...» Венецианов кривил душой — знал, что Сорока «грешник» нераскаивающийся... Под влиянием известной картины Венецианова крепостной художник написал и своё «Гумно». Учитель хвалил за непосредственность восприятия, пластику, верное ощущение светотени. Нас сегодня очень трогает и та добрая симпатия, с которой изображены крестьянские девушки на полотне... Сорока рисует портреты дворовых.

Вид на плотину.

Двадцать один год исполняется ему, когда пишет он «Кабинет в Островках», где показывает себя мастером. «Срезает» первый план и вводит зрителя прямо в кабинет. На столе перед нами счёты, металлические ножницы, гусиное перо, чёрная конная фигурка — пресс-папье, свеча, бронзовые часы, череп, бумага... Предметы выписаны любовно, с пониманием их назначения, ощущением материальной красоты и силы. Пространство комнаты изображено сжато, целеустремлённо, оно как бы «втягивает» в себя взгляд зрителя и устремляет через окно — к озеру... На диване сидит мальчик в розовой рубашке и читает книгу. Картину впоследствии сравнивали с «лучшими образцами русской художественной прозы...» Венецианов Сороку хвалил, пророчил: «Разгорается новая звезда...», брал с собой в соседние деревни и города писать иконы. Помещику всё это не очень нравилось, он часто бывать у Венецианова запретил, а потом и вовсе определил Сороку садовником — знай, сверчок, свой шесток.

Портрет Л.Н.Милюковой

Венецианов утешал ученика: «...при садоводстве рисованье... принесёт большую пользу, и рисованью — садоводство...» А помещику с отчаянной горечью писал: «Это я ему говорил, чтобы что-нибудь сказать». В это время и появилась скорбная складка на лбу у художника. Она заметна и в «Автопортрете» Сороки. Аккуратно, волосок к волоску, причёсан, в сюртуке, при галстуке. Самолюбивая гордость соседствует с печалью — спокойной, привычной — и с застенчивым простодушием.

Портрет Е.Н.Милюковой

Где-то бежала большая жизнь, там властвовал «Карл Великий живописи» — Брюллов. Знал о том Сорока понаслышке... Собственная жизнь казалась никчёмной. Единственное упование на Венецианова, но учителя уносит нелепая гибель...
Свою тоску Сорока выражает в пейзажах-идиллиях. Художник, по существу, очень лирический, интимный, в природе он видел некую высокую гармонию, божество, своего вольного прекрасного товарища.

Портрет Конона Милюкова

Таков пейзаж «Вид на озеро Молдино в усадьбе Островки». Желтенькая часовенка, как игрушечная. Лес густой, кустистый, дымчатый. Стынь воды, впитавшей в себя и краски леса, и желтизну часовенки, и отражение красноватых сходней... И наступают прямо на зрителя остролистые камыши. Невдалеке рыбак тащит лодку на берег. Даль озера уже не пуста, зритель здесь не чужой, потому что художник как бы поставил его рядом с собой и приобщает к своему душевному видению. Видению человека, который здесь жил, радовался, а более всего страдал. И вот художник-раб создаёт пейзаж-памятник — эпический, величавый, спокойный. И пейзаж ранящего одиночества. Ибо писан он узником, подглядывающим за свободой в зарешеченное оконце.

Так и шла жизнь. Без учителя, без товарищей, без творческой атмосферы. Писал портреты — хозяев да соседей, картины для помещичьих гостиных, подстригал кусты, высаживал цветы, следил за газонами. Обострённо-трепетно чувствовал жизнь каждого листика, вольного листика...